Усть-Бухтарминск — небольшой (ныне не существующий) поселок, лежавший у слияния Бухтармы и Иртыша. Его история начинается в 1761 году. Тогда приняли решение о сооружении передового форпоста на российских рубежах, образуемых Иртышской пограничной линией. Сохранился любопытный документ за 1764 год — доклад графа Панина и князя Гэлицына императрице Екатерине II о состоянии границы в районе Усть-Каменогорской крепости: «… слушали данную генерал-поручику Шпрингеру за высочайшим Вашего Императорского Величества подписанием инструкцию о заведении крепости при устье реки Бухтармы, впадающей в реку Иртыш». Императрица придерживалась мнения, что истоки всех сибирских рек должны находиться в пределах России. Не был исключением и Иртыш.
Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается: крепость была построена лишь в 1881 году. Здесь поставили казачий отряд, поселили крестьян, дабы они занимались сельским хозяйством и кормили воинство и чиновников. Крепость располагалась на высоком правом берегу Бухтармы в версте от Иртыша, была обнесена земельно-каменным валом с установкой по внешней стороне рогаток. В начале XIX века здесь насчитывалось около 800 жителей, был госпиталь, деревянная церковь во имя Святой Великомученицы Екатерины, дом коменданта, таможня, казарма, несколько каменных военных складов.
Но не только военное значение придавалось новому поселению. Торговля с Китаем всегда играла важную роль в экономике России. Долгое время обмен товарами с этой страной шел через Кяхту — городок на границе в Восточной Сибири. Бухтарминск же находился в два раза ближе к Европе. В умах чиновников Омска и Петербурга он представлялся удобным пунктом для торговли с великим соседом, поэтому здесь была заведена таможня. Однако караванные пути оказались неудобными: мешали горы, судоходство на Иртыше не было развито, и торговля шла вяло. С Ирбитской ярмарки сюда лишь раз в год приезжали два торговца товарами, которые сейчас зовутся ширпотребом. Их окрестили «суздалями», видимо, по названию города европейской России. В обратную сторону в незначительных объемах шли китайские товары: чай, шелк, фарфор, табак.
Еще задолго до строительства крепости русскими солдатами близ Бухтармы был раскопан один из «бугров» (так крестьяне называли древние курганы). Тогда в числе прочих предметов была найдена серебряная статуэтка оленя. В 1735 году ее купил в Семипалатинске путешествующий историк Герард Миллер из знаменитой «академической экспедиции» и передал в Петербургскую кунсткамеру (музей, созданный еще Петром I). Она и поныне хранится в Эрмитаже в «Сибирской коллекции Петра». «Бугры» еще в XVIII веке раскапывали беглецы-каменщики. За неимением посуды для варки пищи они использовали найденные бронзовые котлы, отлитые более двух тысяч лет назад загадочным народом, известным в то время под именем «чудь».
Как ни мал был поселок, а вскоре он приобрел широкую известность в ученом мире. Довольно неказистая деревушка стала знаменитой по двум причинам: во-первых, она лежала на пути почти всех ученых, едущих на Алтай, а во-вторых, благодаря плитчатым формам гранита (который называли «плитяжным») — тем самым матрацевидным скалам, лежащим друг на друге в виде отдельных подушек и плит, что и поныне окружают Бухтарминское водохранилище. Как оказалось, эти формы гранита, так распространенные по Казахстану, не встречаются в Европе.
Ученые мужи из Германии и России, останавливаясь в Усть-Бухтарминске (чаще по пути в Зыряновск), не могли отказать себе в удовольствии полюбоваться шершавыми и выветренными прибрежными скалами. Особенный интерес проявляли геологи (тогда наука геология называлась геогнозией) да и остальные: географы, ботаники и зоологи (вернее сказать, тогда ученые были универсалы и геологию знали все — одни больше, другие меньше). Геологи и ныне отличаются большой фантазией, выдумщиками они были и в те дальние времена. Каждый из светил науки по-своему объяснял происхождение этих горных пород. А ученых, причем мировой величины, повидавших это «чудо природы», было немало, начиная от великого Александра Гумбольдта, за которым следуют Г. Розе, Г. Гельмерсен, Г. Спасский, Г. Щуровский, Г. Карелин, И. Мушкетов, и кончая такими дилетантами в геологии, как Альфред Брем и Томас Аткинсон. Возник спор, с современной точки зрения принявший анекдотический характер. Сыр-бор разгорелся из-за отпечатков на скалах человеческой ноги и конских к¬пыт. Немалую лепту в него внесла и людская молва. Как водится, от народа ничто не ускользает, и он тут же сложил легенды, передаваемые из уст в уста. Казахи рассказывали о ноге Адама, русские о некоем казаке, спасавшемся от преследования врагов. Разогнавшись, чтобы перепрыгнуть Бухтарму, конь так оттолкнулся от скалы, что оставил на камне след от копыт. На полном серьезе некоторые ученые считали возможным оставление отпечатка человеческой ноги на излившейся из недр земли расплавленной магме. Сторонником этой гипотезы был Григорий Спасский, историк и известный в ученом мире XIX века издатель «Сибирского вестника». Конец спору, длившемуся 30 лет, положил Григорий Петрович Гельмерсен, не менее известный русский геолог, пришедший к выводу, что следы могли высечь строители крепости. Так шутка простых мужиков стала предметом спора ученых. Впрочем, это объяснение не выглядит убедительным, и можно предположить, что шутку сыграла сама природа, ведь выветривание способно создавать самые причудливые формы.
Другая загадка таилась в двух пещерах. На стенах одной из них были нарисованы какие-то древние письмена. В честь этих заметных достопримечательностей местные жители назвали близлежащие поселок и ручей Пещерами. В 1826 году русско-немецкий путешественник Карл Мейер пытался проникнуть в них, но входы оказались заваленными, а надпись уничтоженной.
Эти интересные объекты могли быть навсегда потеряны для истории и науки, если бы не зарисовки, сделанные Г. Спасским в 1809 году и опубликованные в «Горном журнале».
Еще раньше в 1776 году упоминание о пещерах и письменах оставили П. Шангин, Л. Феденев — рудознатцы, служащие Колывано-Воскресенских заводов, посланные для «отыскания рудных каменьев». Сами того не зная, они стали первыми в Казахстане, кто обратил внимание на петроглифы (наскальные рисунки). Более того, по распоряжению царя Александра I в самом начале XIX века на Алтай были направлены два профессиональных художника: Андрей Терентьевич Петров и Емельян Михайлович Корнеев — для снятия видов Колывано-Воскресенских заводов. Столичные художники были очарованы природой гор. Петров так отозвался об увиденном: «… места, преизобильные величественными картинами, которые едва ли в чем уступят альпийским или швейцарским, а дикостью и ужасной страшностью своею превзойдут оные». В 1802 году они побывали в Усть-Бухтарминске. Петров написал картину «Вид Бухтарминского рудника», за которую впоследствии ему было присуждено звание академика живописи, а у Корнеева (в числе множества других) известны работы: «Вид Бухтарминской крепости с южной стороны» и «Пещера в Бухтарме». Та самая, о которой уже сказано. Работы хранятся в Русском музее Петербурга и Историческом музее в Москве. Увидеть их проблематично, так как, скорее всего, они находятся в запасниках. Зато широко известна гравюра вовсе не художника, а горного инженера Колывано-Воскресенских заводов Кулибина (сына знаменитого петербургского изобретателя). По заданию начальства из Петербурга, делая описание рудников, он запечатлел вид Бухтарминской крепости, где отчетливо видны Мохнатая сопка и береговые скалы. Кстати, Петров и Корнеев входили в состав военно-рекогносцировочной комиссии, посланной для ознакомления с охраной российских рубежей в Азии. И возглавлял эту экспедицию небезызвестный Александр Христофорович Бенкендорф, тот самый шеф жандармов, досаждавший Александру Пушкину. Не исключено, что он побывал и на Бухтарме.
Каждая деревня, каждое село, тем более, если им под 200 лет, имеют свою историю и своих знаменитостей. Не исключение и Усть-Бухтарминск. Незаурядным человеком, но получившим известность уже в наше время, был скромный чиновник самого мелкого ранга — переводчик бухтарминской таможни Андрей Терентьевич Путинцев. В 1811 году его отправили в командировку в Китай для ознакомления с рынком сбыта и местной торговлей. Побывав в Чугучаке и Кульдже, он оставил записки с описанием пути. Теперь, спустя почти 200 лет, его дневник стал бесценным научным материалом, а сам он вошел в список исследователей-путешественников XIX века.
Видным человеком в поселке был казачий ротмистр Вершинин, после службы ставший инспектором рыбалки по Иртышу и Зайсану. Зная жизнь людей и в том числе обычаи и язык кочевых народов, он пользовался необычайной популярностью и авторитетом за свою честность и неподкупность. Знатока края и народных традиций, его не раз приглашали казахские скотоводы для разрешения споров, а народная молва присвоила его имя нескольким береговым утесам. Образ Вершинина — пример того, как создаются легенды. Уже в конце XIX века о нем забыли, но остались «быки» (утесы) на Иртыше его имени и легенда о том, как некий казак, убегая от погони, на коне перепрыгнул через Бухтарму (оставив тот самый пресловутый след конских подков).
В 1829 году случилось сразу два события: проезд пышного кортежа великого Александра Гумбольдта с остановкой в Бухтарме и водворение здесь ссыльного декабриста Муравьева-Апостола. Судя по всему, жилось Матвею Ивановичу на Бухтарме неплохо. Чудесная природа, здоровый климат, река, горы. Он поселился у Бранта — начальника местной таможни, самого зажиточного и хлебосольного жителя поселка. Дом его стоял в версте от Бухтарминска рядом с сосновой рощей на речке Селезневке. (Кстати, речка названа по имени знаменитого в Сибири разбойника и свободолюбца Селезнева, за 70 лет до этого прятавшегося здесь от властей. Ныне примерно на том месте стоит Дом отдыха «Голубой залив»). Аристократ из Петербурга, Муравьев нашел здесь себе жену из народа, дочь местного священника Марию Константинову. Нажив двух дочерей, через семь лет он был переведен в Ялуторовск, затем в Тверь, и все-таки уехал в Петербург.
Почти целый год (1852) в Усть-Бухтарминске прожил странный чужеземец, некто Альфред Киндерман из Вены, занимавшийся сбором бабочек. Вызывая насмешки и недоумение местных обывателей, с утра до вечера, а то и по ночам, бродил с сачком, занимаясь «никчемным» делом. Он открыл множество незнакомых науке бабочек, и спустя полтора столетия его имя с благоговением повторяют коллекционеры (и специалисты) всего мира.
Много разных визитов видела Бухтарминская станица, но ни один не сравнился с пышностью каравана великого князя Владимира Александровича с супругой, в 1868 году вознамерившегося посетить Зыряновский рудник. По всей видимости, не только праздное любопытство заставило сына императора Александра II отправиться в столь далекое (и единственное в истории царской семьи) путешествие в семейное имение на Алтае. Алтайские заводы (имеются в виду и рудники) приносили в казну немалую долю дохода, но к этому времени запасы стали истощаться, что немало беспокоило императора. В свите князя было едва ли не все руководство Западной Сибири: генерал-губернатор Западной Сибири А. П. Хрущев, военный губернатор Семипалатинской области В. А. Полторацкий, томский губернатор И. П. Родзянко, граф Б. А. Перовский, адмирал Г. Т. Бок, академик А. Мидендорф и многие другие.
Запоминался Усть-Бухтарминск и экзотическим сплавом по Иртышу, которым завершали путешествие едва ли не все гости, побывавшие в Бухтарминском крае. Кто на лодках, кто на баркасах, а то и плотах, они начинали сплав: одни в Красноярке, другие в Гусиной, так называемой Верхней Пристани (откуда зыряновская руда сплавлялась в Усть-Каменогорск). Первым впечатлением от плавания был вид Бухтарминска на высоком скалистом берегу. Именно таким было плавание Альфреда Брема, автора знаменитой на весь мир «Жизни животных», когда он в 1876 году вместе со спутниками и русскими сплавщиками спускался на лодках по Иртышу после путешествия по Алтаю. Любуясь прибрежными утесами, он вспоминал родной Рейн и декламировал стихи о прекрасной Лорелее, своей красотой губившей очарованных ею рыбаков.
Давно (с 1960 года) нет Усть-Бухтарминска. Воды рукотворного «моря» поглотили его вместе с тайнами древних курганов (они были в пойме Иртыша), загадками, могилами и легендами более позднего времени. Плещутся волны над Вороньей, Гусиной пристанями, бывшим казачьим редутом Черемшанским и многими другими прибрежными поселками, ушедшими на дно водохранилища и оставшимися лишь в описаниях путешественников прошлого. Никто уже не помнит о страшных утесах по берегам Иртыша, о которые не раз разбивались сплавщики. Но тени прошлого витают где-то рядом, и напоминанием о былом служат островки, кое-где возвышающиеся над водой, выветренные гранитные останцы, все так же украшающие берега, Мохнатая сопка, у подножия которой 179 лет назад гулял великий Гумбольдт, размышляя о вулканизме Центральной Азии. Эта невысокая гора не подвластна времени, и даже море не могло ее поглотить. Она все так же горделиво возвышается, свысока поглядывая на Новую Бухтарму, поселок взамен Усть-Бухтарминска, теперь уже не с юга, а с востока приютившуюся у ее подножия.
А. Лухтанов
Nomad Kazakhstan, 2012. – №5. -С. 54–60