Заветы Керея и Жанибека*

Год 1459 – это рубеж, за которым понятие «казахская государственность» начинает наполняться конкретными реалиями. Речь идет о Казахском ханстве, которое возглавляли ханы Керей и Жанибек.

<…> чингизид Абулхаир¹ был достойным сыном своей эпохи. Стремление к абсолютной власти являлось для него альфой и омегой бытия. А состояло его бытие из бесконечного плетения интриг и козней, нескончаемых заговоров, в финале которых его противники непременно устранялись.

<…> кочевников близлежащей степи Абулхаир держал в железном кулаке, взимая с них непомерную дань. А двух султанов-аргынов², троюродных братьев Керея и Жанибека, тоже чингизидов, честолюбивых и амбициозных, опекал особо, стараясь держать на коротком поводке. Братья были на редкость дружны. Абулхаир спал и видел, как столкнуть их лбами.

Была в родстве этих трех людей одна тонкость, которая определяла особенности их отношений: и Абулхаир, и Керей, и Жанибек являлись потомками великого Джучи³, но Абулхаир вел свое начало от младшего сына Джучи – Шейбана, а Керей с Жанибеком – от старшего – Орда-Ежена, стоявшего ко всему прочему у основания Ак-Орды. Таким образом, согласно степному закону о престолонаследовании, ханом должен был быть не Абулхаир, а один из братьев – Керей. Честолюбие братьев не дремало, они лишь ждали удобного случая, чтобы сбросить с себя ярмо ненавистного Абулхаира и с полным на то основанием вернуть себе законный ханский титул.

Тревога в душе Абулхаира нарастала. На большом совете или курултае он искоса поглядывал на братьев. Керей высился неприступной скалой, его великовозрастный сын Бурундык, глыба из глыб, тяготясь собранием, осоловело клонился набок – оживал он лишь в предвкушении сечи. Жанибек внимательно наблюдал за происходящим, его глаза были, как омут. «Этот опаснее всех», — думал Абулхаир.

Однажды на большом приеме в ставке хана рядом с Жанибеком оказался его десятилетний сын Касым. В это время в ханскую юрту вошел любимый семилетний внук Абулхаира Мухаммед-Шейбани, один из наследников престола. Абулхаир погладил его по голове и вдруг перехватил взгляд Касыма. В нем было столько ненависти, что хану стало не по себе. «Да, этих надо убирать с пути побыстрее, всеми правдами и неправдами», — решил он, однако до времени затаился, словно в засаде, готовясь к прыжку.

Братьям нежданно-негаданно подыграл Кобланды-батыр⁴. Интеллект был не самой сильной стороной этого каракипчака. Он жил во власти инстинктов и страстей и в какой-то недобрый момент воспылал ненавистью к Акжол бию – мудрейшему и достойнейшему аргыну.

Акжол бий был ближайшим советником Абулхаира, но желание досадить ненавистным братьям-аргынам заставило властителя раздуть огонек ненависти в душе доверчивого каракипчака, и тот при первой же встрече с бием вдребезги разнес ему булавой голову, … так что на смертном одре у Акжол бия вместо головы торчал лишь верхний щейный позвонок.

… Согласно степным законам оскорбленные аргыны потребовали <…> голову незадачливого батыра. Абулхаир попал можно сказать в безвыходную ситуацию. Пожертвовать батыром он не мог – кипчаки были одной из опор его ханской власти. Ну а братья с полным на то основанием в одночасье, за ночь, откочевавшие из ташкентской ставки Абулхаира в сторону Моголистана⁵, избавились от смертельной опеки хана, развязав тем самым себе руки в борьбе за ханский титул.

Наутро, выйдя из шатра, Абулхаир оцепенел от неожиданности. Вместо привычных и радующих его хищный глаз покорных кочевничьих юрт, разбросанных островками близ его ставки, он увидел полное запустение. <…> Такого рода внезапные откочевки, подальше от власти правителя, в те поры были в Дешт –и – Кипчак и Жетысу формой протеста и сопротивления. На этот раз его возглавили Керей и Жанибек. Они были хорошими стратегами, и все рассчитали очень точно. Народ Степи устал от грабежей и распрей. Люди хотели стабильной мирной жизни под крылом сильных и умных, рачительных владык, которые могли бы защитить своих поданных от разбоя.

<…> Кочевники верили братьям-соправителям, тянулись к ним. Даже кипчаки, на которых так рассчитывал Абулхаир, откочевали вместе с Кереем и Жанибеком. К ним стекались все, кто пострадал от Абулхаир-хана, от распрей и самодурства других чингизидов. Вслед за главным караканом все шли и шли к ним аулы. Белая Орда (Ак Орда) становилась государством, но пока лишь государством на верблюдах – без земли и собственной столицы.

Братья-соправители понимали: Абулхаир не смирится с их вызовом, мечом и огнем накажет за непокорство. А расчет братьев был прост: укрыться на время под сенью тогда еще могущественного Моголистана, собраться с силами, выждать и нанести упреждающий удар. К тому же было ясно, что степному ханству не обойтись без присырдарьинских городов – Туркестана, Отрара, Сыгнака, Созака, Саурана, Узкента. Они имели на них все права: весь этот регион искони принадлежал джучидам старшей линии.

Кочевье двигалось к урочищу Алмалы, где находилась ставка Есен-Буги⁶, правителя Моголистана. Вдали, словно царские ризы, сияли снега Заилийского Алатау. Лето было в своей зрелой поре, но солнце как бы щадило кочевье, живительный ветерок самал трогал гривы коней, оглаживал лица своей благодатной ладонью.

Керей и Жанибек, степенно беседуя, неспешно двигались бок о бок, стремя в стремя. Беседа эта началась давным-давно, еще в ранней юности братьев. Она была нескончаемой, стала жизненной необходимостью. Надо было осмыслить себя и свой народ в потоке времени. Надобно было знать: что делать сейчас, сегодня, чтобы завтра этот народ не исчез… Народ хочет мира, но путь к нему лежал через войну…

Они прошли долиной Чу, вступили в Семиречье. А где-то далеко на Западе, в низовья Едиля и вдоль Жаика, уже столетиямо кочуют казахские аулы. Нужно дотянуться и до них, чтобы они почувствовали, что движутся в одном потоке со всем народом казахской Степи. Их тоже необходимо взять по свое крыло, ибо и там есть многоопытные и бывалые соседи, которые готовы прибрать к рукам удобные места кочевок казахов, да и самих казахов – простодушных и открытых миру детей Великой Степи…

Есен-Буга принял народ Керея и Жанибека с рапростертыми объятиями. Еще бы! В авангарде 200-тысячного воинства двигалась многочисленная конница при пиках и саблях. Владыка Моголистана с готовностью уступил им западные окраины своих земель. Пусть себе кочуют на здоровье! А пики и сабли кочевников, готовые взметнуться по первому зову, это же неотразимы аргумент в давней тяжбе Моголистана с Китаем, с бандитствующими по соседству ойратами, с алчной сворой тимуридов… Тем более, сейчас, когда родной брат Жунус подбирается с их помощью к престолу Моголистана, страстно желая свалить с него Есен-Буга.

<…> драматичным событием стал поход Абулхаира к западным границам Моголистана. Силен был хан, и войско его превосходило по мощи тумены братьев-соправителей. Казахи были подобны судорожно сжатому кулаку. Такое потом не раз будет происходить в их истории, и не раз будут стоять они на краю погибели.

Близ урочища Алмалы хан отдал приказ о привале. Стояла осень. Летели на юг с тревожными и печальными криками журавли. Светлая ночь заткала небо холодными крупными звездами. Предстояла смертельная сеча. И войско Абулхаира отдыхало перед битвой. Не спали разве что чуткие стражники у ханской палатки, но и они не смогли уберечь ханский шатер от беды.

Среди ночи явилась нежданная гостья, которой нипочем были их кинжалы и сабли. Когда звезда Шолпан неистово заблистала на утреннем горизонте, из ханского шатра послышался леденящий душу женский вой. Так кричала в смертной тоске одна из любимых жен хана Рабиа-султан-бегим, дочь легендарного Улугбека⁷. Хан занемог накануне (говорили: укус комара, лихорадка), отчасти поэтому и был отдан приказ о привале. А под утро Абулхаир скончался… Битва не состоялась.

<…> Смерть Абулхаира вызвала замешательство у его наследников. Для казахов это была лишь краткая передышка. Предстояла долгая война с потомками Абулхаира за присырдарьинские города, которая растянулась на годы и годы. Керей к тому времени ушел из жизни, его прах покоился в усыпальнице степных владык у горы Хантау. Казахи подняли на белой кошме и обмыли молоком сорока белых кобылиц Жанибека.

В недолгий период затишья, оставив города на попечение сыновей, Жанибек сделает марш-бросок на северо-запад, к берегам Едиля и Жаика, сумеет помочь тамошним казахским племенам избавиться, хотя бы на время, от притязаний башкир, крымских и волжских татар. Казахи Едиля и Жаика признают над собой его ханскую власть. Хотя… уже тогда давало о себе знать то, что не всем сородичам была по нутру консолидация казахов в степи. В душе каждый султан мнил себя ханом.

Жанибек был достаточно последовательным. Крикунам он готов был окоротить язык – отсечь его вместе с головой. А у тех, кто проявлял непримиримость к единению, сжигал юрты. Но эти, пожалуй, слишком уж крутые меры, были вполне в духе того времени.

Вообще же, в памяти народа Жанибек остался правителем мудрым и никак не жестоким. Он заложил основы демократии и своего рода парламентаризма. Все важные вопросы он решал на советах старшин и биев – большом и малом. <…> Он хотел, чтобы представители народа непосредственно участвовали в решении государственных дел.

Существование государства уже в зачаточном состоянии требовало принятия порою жестких и непопулярных мер. Нужна была более или менее регулярная армия… А на что ее содержать? Налоги – жесткая необходимость, но налоги народ издревле платить не любил.

Мирные паузы длились порою по нескольку лет. Боевые всадники возвращались под родной шанырак. Предпрлагалось, что в случае необходимости их можно будет быстро собрать, чтобы дать отпор рыскающим во множестве по Степи шакалам-разорителям. Но как раз при надобности собрать воедино это воинство было непростой задачей. Годы мира расслабляли народ, порождая бепечность. И, быть может, главная заслуга Жанибека в том-то и состояла, что он впервые в истории Степи сумел внушить народу, что интересы гогсударства и нации превыше личных.

Неизвестно, где и как окончились дни Жанибека. Превратности судьбы бывают странными. Источники свидетельствуют, что он какое-то время был правителем одного из городов в Крыму. Потом неким образом попал к царю Московии Василию, а умер в городе Ковно. В конце концов, все это представляется не столь уж важным в свете того, как много сделал хан Жанибек для Степи.

А вот с его преемником, старшим сыном Керея Бурундыком все было куда сложнее. Время его правления – череда нескончаемых войн. Человек он был физически сильный, упоение битвой – его стихия. На врага он кидался с яростной безрассудностью, увлекая за собой свою гвардию. Но с такой же безрассудностью и покидал поле боя, когда ему грозила смертельная опасность, предоставляя гвардии самостоятельно выпутываться из «заварушки».

Жанибек был стратегом и дипломатом, о Бурундыке сказать такое просто невозможно. <…> Хану следовало быть умнее. Отчасти, в общем-то, и шли безрассудные войны, поскольку вел их безрассудный хан. И хотя стратегия на завоевание присырдарьинских городов и закрепление в них казахов была задана Жанибеком, и Бурундык строго следовал ей, но многих перекосов и нелепостей его подданным удалось бы избежать, будь хан осмотрителнее и умнее. Согласно хроникам, он правил 31 год – с 1480 по 1511-й. Так долго народ терпел его ханство.

Истины ради надо сказать, что многие перекосы ему помогал устранять султан Касым, сын Жанибека. От своего отца он унаследрвал его таланты и был мощным противовесом Бурундыку. Постоянно вступая с ним в негласную конфронтацию, удерживал его от необдуманных шагов. Опять же, истины ради, надо сказать, что Бурундык выиграл ряд крупных сражений с шейбанидами, потомками Абулхаира.

<…> В силу своих полководческих завихрений и недальновидности Бурундык пошел на сближение с заклятыми врагами – шейбанидами, выдав замуж трех дочерей за шейбанидских султанов. Следствием его непродуманной дипломатии стало то, что Южный Казахстан был раздроблен. Бурундык остался с городами Сыгнак, Сауран и Созак, шейбанилы «отхватили» Отрар, Туркестан, Акрук и Узкент. А моголы «урвали» Ташкент и Сайрам. Народ не простил этого бурундыку. Он был лишен ханского титула, изгнан и умер в Самарканде.

Еще при жазни Бурундыка авторитет Касыма, сына Жанибека, был в народе непререкаем. И став ханом, он продолжил то, что было начато его отцом. Хан Касым был осмотрителен и расчетлив и, конечно, он мешал шейбанидам – они постоянно чувствовали угрозу со стороны кочевников. Оттого-то и важны им были присырдарьинские города в качестве надежного барьера и серьезной преграды для степняков. А Касыму эти города нужны были как опора его власти над Степью и защита от посягательств на нее. Он вынужден был искать союзников и находил их в лице моголов и мангытов.

Горя желанием раз и навсегда разделаться с казахами, правитель Мавераннахра⁸  Мухаммед Шейбани-хан⁹ предпринял поход на улус Касым-хана, находившийся в предгорьях Улытау. Когда он дошел до Сыгнака, принадлежавшего казахам, в нем взыграли хичнические инстинкты, и на подступах к городу он разбил свою ставку, желая одной стрелой поразить двух зайцев.

Сам он там и остался, прикидывая, как половчее захватить Сыгнак, а основную часть своего воинства направил дальше. Узбеки напали на ставку Касыма в предгорьях Улытау, и он, видя явное численное превосходство врага, аккуратно отступил, даровав нападавшим иллюзию победы.

Что делают победители? Пируют день-другой. И в разгар пирушкина них обрушивается небольшой отряд, посланный Касым-ханом, чтобы разведать обстановку. Узбеки в панике бегут, Касым-хан их преследует, не давая опомниться. Волна паники достигает Шейбани-хана, и он, не в силах противлстоять ей, вынужден спешно вернуться в Мавероннахр.

На него, кстати, с юга наседал основатель ново-персидского государства Иран шах Исмаил, который, собственно, сыграл роковую роль и в судьбе Шейбани-хана, доведя его до погибели, и в судьбе подвластного ему Мавераннахра, развалив его на два ханства и лишив былого могущества. А пока там шла битва, Касым-хан завладел самым южным городом присырдарьи – Сайрамом, сделав все возможнон для укрепления своей власти на юге Степи.

Трудно сейчас представить, какие страсти кипели в ту пору на юго-восточной границе Степи. Гибли, казалось, несокрушимые ханства, возникали новые государства, эпоха перекраивала границы Средне Азии, а Казахское ханство, между тем, набирало силу. После прихода к власти Касыма оно какое-то время называлось Касымским ханством, что лишь подтверждает, что Касым-хан окончательно утвердил свое господство над бескрайними просторами Казахии.

Численность населения Казахского ханства превысила миллион человек. Старые друзья-недруги и новоявленные правители вынуждены были считаться с державой, появившейся по соседству. Казахи как особая этническая общность стали известны Западной Европе. Кстати, первым крупным государством, установившим дипломатические связи с Казахским ханством, была Московская Русь. Произошло это при Касым-хане и князе Василии III.

Молва приписывает Касыму создание Свода законов «Касым ханным каска жолы» («Чистая дорога хана Касыма»). Но законы эти не были записаны и до нас не дошли. Говорят, был Касым ярым лошадником. Значит, был истинный степняк и кочевник. Вне сомнения его полководческий дар. В бою он проявлял отвагу, умел вести за собой людей.

Он был из категории тех правителей, кого называют «государственниками». И, безусловно, обладал сильной харизмой: объединить под своим началом миллион (!) людей – это не удавалось еще ни одному, кроме Касым-хана, казахскому хану. Он был верным последователем Керея и Жанибека. А из главные заветы – прирост территорий, укрепление внешних границ, внутреннее единство – предопределили вектор движения Казахского ханства на 350 лет вперед.

______________________________________

* По книге Б. Габдуллина «Великое кочевье. О тех, кто строил государство Казахстан: Исторические эссе». — 3-е изд. — Алматы: Хантәңірі, 2015. — 286 с.

¹ Абулхаир (Абул Хайр (1412−1468) — узбекский хан Узбекского улуса с 1428 по 1468 годы, из династии шибанидов — относящихся джучидской ветви чингизидов, сын Давлат-шейх-оглана.

² Аргыны — тюркское племя, одно из шести казахских племен (коныраты, уаки, кереи, кипчаки и найманы), составляющих так называемый средний жуз казахов).

³ Джучи (ок. 1184 — ок. 1227) — старший сын Чингисхана и его первой жены Бортэ из племени унгират. Полководец, участвовавший в завоевании Средней Азии, командовавший самостоятельным отрядом в низовьях Сырдарьи.

⁴ Кобланды-батыр (жил в XV веке) — полулегендарный казахский батыр и народный герой. По преданиям, Кобланды является потомком третьего сына Джучи, внука Чингисхана — Шибана и был одним из военачальников Абулхаира. По словам Шакарима Кудайбердиева, именно Кобланды стал причиной образования Казахского ханства: Кобланды убил враждовавшего с ним Акжол бия из аргынов, и Жанибек потребовал выдать его для проведения шариатского суда, но Абулхаир отказал ему. Тогда аргыны во главе с Жанибеком и Кереем отделились от Абулхаира и откочевали на восток.

⁵ Моголистан (Улус моголов, Улус Джете, Мамлакат-и Моголистан) — государство, образовавшееся в середине XIV века на территории Юго-Восточного Казахстана и Киргизии (Восточный Туркестан) в результате распада Чагатайского улуса.

⁶ Есен-Буга (1429–1462) — хан Моголистана (Могулистана). В середине XV вtrf вел ожесточенную борьбу против западных монголов-ойратов. Совершал завоевательные походы в окрестности Туркестана, Сайрама, Ташкента, Андижана.

⁷ Улугбек (1394 — 1449) — узбекский государственный деятель, правитель тюркской державы Тимуридов, сын Шахруха, внук Тамерлана. Известен как выдающийся правитель, математик, астроном, просветитель и поэт своего времени, также интересовался историей и поэзией. Основал одну из важнейших обсерваторий средневековья.

⁸ Мавераннахр (то, что за рекой или Заречье) — историческая область в Центральной Азии. Название появилось во время арабского завоевания VII—VIII веков. Первоначально арабы назвали Мавераннахром земли расположенные по правому берегу Амударьи, позднее этот термин распространился на всю территорию междуречья Амударьи и Сырдарьи.

⁹ Мухаммед Шейбани (1451 — 1510) — узбекский хан основатель государства Шейбанидов. Сын Шахбудаг султана, внук правителя и основателя государства кочевых узбеков Абулхайир-хана (1428—1468). Чингизид, потомок по линии хана Шибана третьего сына Джучи.